Кажется, я никому не рассказывала эту историю.
читать дальше
На работе собираются проводить областной конкурс юных экскурсоводов. Как понимаю, конкурс будет на основе нашей постоянной экспозиции.
На днях к нам приехала девочка из деревни. С учительницей. Они заказали полноценную экскурсию по постоянной экспозиции, и меня вызвали провести. Пока я рассказывала, учительница все тщательно конспектировала. Девочка просто ходила за мной, то скрестив руки, то пряча их за спину, глаза опускала в пол.
В конце мы разговорились. Учительница сказала, что очень хочет помочь девочке выиграть, но, к сожалению, она не искусствовед, а учительница математики. Спросила, есть ли какие-то материалы, которые еще можно почитать про картины. Я согласилась скинуть ей на флэшку немного информации. Флэшка была в сумке, а сумка в камере хранения, и мы с девочкой пошли туда. По дороге я спросила у девочки, в каком она классе. Она ответила, что в одиннадцатом. Я спросила, думала ли она о поступлении. Девочка ничего не ответила, только смущенно улыбнулась. Я сказала, что это больной вопрос, но ничего страшного, не надо переживать. Девочка снова смущенно улыбнулась, и на этом разговор закончился.
У камеры хранения выяснилось, что девочка понятия не имеет, где сумка учительницы, а когда я предложила позвонить учительнице, чтобы не возвращаться на третий этаж, девочка сделала это, но после минутного колебания. Когда мы все нашли, учительница стала рассказывать про достопримечательности деревни, а я делала вид, что восхищаюсь их славным прошлым.
Неизъяснимое жалостное чувство не покидало меня в течение всей этой встречи. Я думала о том, что всем ведь плевать на конкурс экскурсоводов, ну кому он нужен, что он дает? Почему этим селянам не плевать на него? Они так переживают, приехали за тридевять земель, заплатили деньги — ради чего? И самое главное — зачем это девочке? Я не увидела в ее глазах ни капли интереса, только зажатость и отстраненность. Она стеснялась учительницу, стеснялась себя. Она не хотела быть здесь. Но это был не типичный забитый подросток — в ней была стать, уверенность, если надо, улыбка. Но все это было фальшивое, будто она напрягалась, стараясь выглядеть так, как от нее ожидают; а она настоящая оставалась закрытой.
И я будто узнала в этой девочке себя. Себя-подростка, такого же оглушенного жизнью, не понимающего, зачем он здесь. Следующего за прихотью учительницы, которая вбила себе в голову, что очередной дурацкий конкурс важен и за него не жаль жизнь положить. Я узнала в девочке человека, который находится не там, где следует быть. Который волей-неволей соответствует всем ожиданиям, не желая этого. Которого никогда, никто, нигде — не разглядит, потому что он сам же не позволит этого; потому что для всех это неглупый и активный человек, лезущий в любые амбициозные дела, а у него нет ни амбиций, ни мотивации. И все он делает лишь потому, что может. И не хочет расстраивать старших. И еще — стыдится своей аморфности и не дает ей вылезать наружу. Но что делать, если его тошнит и от конкурса экскурсоводов, и от родной деревни, и от своей жизни?
Мне хотелось сказать девочке что-нибудь ободряющее, но я не придумала ничего лучше этих слов про поступление, и добавила еще, что у меня и техническое образование, и гуманитарное — мол, никогда не поздно искать себя в жизни. Прозвучало неправильно — так, будто я нашла себя. Будто я избавилась от отчуждения.